Психологи, работающие с женщинами, всё чаще говорят о телесной дисфории, которыми страдает большее количество людей с ХХ-хромосомами, чем можно представить. Мы попросили психолога Асю Михееву рассказать о дисфории для наших читательниц.
Вообще «дисфория» – это эйфория наоборот. От нормы отличается так же, только в противоположную сторону. И так же, как эйфория, дисфория может иметь самые различные причины – это не болезнь, это симптом.
Телесной дисфорией называют такое состояние ума, в котором человек не может принять свое тело в качестве части своего «Я». Частный и очень яркий случай телесной дисфории – дисфория гендерная, когда тело бесит не просто тем, что оно такое, как есть, а конкретно тем, какого оно пола. Это может сопровождаться чувством горестного недоумения «почему в зеркале показывают какую-то странную тетеньку?» или яростью «мерзкая туша, я тебя уничтожу», но здоровья и приятности в жизни в любом случае не добавляет.
Уверенность, что «Это – точно не я» может вынести куда угодно, и бегство в другой гендер еще не такой плохой вариант по сравнению с анорексией, одержимостью косметической хирургией, самоповреждениями и суицидом. А тяжелая дисфория ничего из этого списка не исключает.
У телесной дисфории, особенно тяжелой, бывают (хорошо, что относительно редко) причины чисто технического характера. Например, серьезная разбалансировка гормонов, шизофрения или врожденная путаница полового статуса – когда некто, на вид «девочка с дурацкими фантазиями» оказывается хромосомным мужчиной с нарушениями внутриутробного развития. Для шизофрении гендерная дисфория тоже еще не самый тяжелый расклад («Грегора» Кафки помните?). Но случаются люди с полными головами тараканов и при этом полным приятием своего тела; и случаются девушки с таким уровнем тестостерона, что эндокринологам хочется отправить их служить в ВДВ – но при этом кокетливые, уверенные в себе и абсолютно довольные размером и формами. И полно, ПОЛНО женщин, которым самый дотошный психиатр скажет в лицо «не мой пациент!», генетик и двое детей хором скажут «точно женщина!» и даже анализ половых гормонов ничего подозрительного не выявит. А они, такие вроде бы нормальные, постоянно ходят в этой эйфории наоборот. И все потому, что тело – не такое. Иногда даже точно непонятно, какое именно не такое. Надставила сиськи? Не то. Перешила нос? Отсосала живот? Накачала мышц? Купила страпон и попозировала перед зеркалом в нем? Опять не то… О! Надо надуть попу!
Окружающим смешно, а ей не смешно. Она как Грегор, шесть суставчатых ножек мучительно скребут по хитиновому панцирю. Выпустите меня из этого. Как-нибудь. Пожалуйста. Пусть это лучше будет шизофрения – ее хотя бы лечат. А у нее вроде все винтики в голове на месте, но только в магазине она почему-то автоматически идет смотреть размер S. Хотя много, много лет борется с тем, чтобы не превысить L. Но это же… Не я. Не может же быть, чтобы это была я.
Рядом с дисфорией лежит ничуть не менее тревожная проблема отчуждения тела. Там, по крайней мере, собственная плоть не вызывает в человеке ни тоски, ни гнева. Человеку на нее просто наплевать. Примерно как на обшивку электрички, в которой он едет на работу. Совсем врезаться сюда другим поездом не надо, а так – какая разница. Где я, а где этот вагон, ничего общего. Очень удобное состояние, особенно когда тебя по служебной надобности, без личного контакта трогают и шевелят разные люди. Диссоциация с телом характерна для двигательных инвалидов, проституток и заезженных многодетных матерей. «Будешь трахать – не буди». Да-да, это оно.
Есть две причины, по которым мы все в той или иной степени сталкивались с неготовностью принять свое тело.
Во-первых, мы все проходили пубертат, когда тело вдруг, без объявления войны, начинает переть в непредсказуемую сторону. И даже если не заглядывать в зеркало годами – одежда все равно сидит криво, косяки и мебель наскакивают, обувь жмет, пуговицы отлетают, а футболка, которую снимаешь вечером, воняет смесью кошачьей мочи, гудрона и гнилой рыбьей чешуи. Раньше этого не было! За что?… А если набраться смелости и в зеркало заглянуть? Даже те счастливчики и счастливицы, у которых не сбило жировой баланс и даже кожа осталась чистой – обнаруживают странный нос, костяшки где не нужно, вовсе не такие ресницы и оужас скучный цвет волос.
Но одно это было бы не так плохо. В конце концов, при пубертате меняется не только тело. Хуже то, что к подростковому возрасту у нас уже наглухо сбиты ожидания от того, какая бабочка должна вылететь из подростковой куколки. Сбиты тщательным многолетним обманом.
Ведь как строила себе ожидания о будущем теле девочка в средней (то есть крестьянской) семье лет двести назад? В бане, еженедельно. В пятнадцать лет я буду примерно такая, как сейчас сестра Маняша. В тридцать пять – примерно такая же, как сейчас мама. В сорок пять – как тетя Стеша. В шестьдесят – как бабушка. Если в семье было больше одного фенотипа (тети Маша и Глаша длинные и угловатые, с большими ногами и маленькой грудью, а мама и сестра Анюта – кругленькие, коротконогие, с упругой необъятной попой), то и девочка знала: ее может повести в отцовскую породу, и она будет как тетки, а может в мамину – и она будет как мама. Варианта выглядеть как Норма Джин Бейкер – не было!
Давайте сравним, сколько сейчас за неделю девочка видит обнаженных, полуобнаженных и слегка одетых женских тел, и сколько из этих тел имеют с девочкой общий генотип? Да, если честно – сколько из показываемых нам женских тел вообще относятся кhomosapiens, а не являются законнымичадами Фотошопа?
А реальные взрослые женщины близкого девочке генотипа не очень-то готовы находиться рядом с ней голышом. Неприлично это. Нечего тут смотреть! Дай полотенце!
И девочка раз за разом убеждается – выглядеть так, как с обложки – хорошо и красиво, и кстати ничего неприличного, вон, на всю улицу плакат висит, бюстгальтеры рекламируют или там автомобиль. Выглядеть так, как мама – ужасно и надо прикрыться. Генетике же на рекламу наплевать, и она выращивает нам именно те ноги и попу, что у мамы или папиной сестры. Или какую-нибудь комбинацию из двух бабушек.
Так что, в конечном итоге, именно те черты обычного человеческого (особенно женского ) тела кажутся носительнице наиболее внезапными и ужасными – которые последние десять-двадцать лет наиболее тщательно уничтожаются в изображениях. Сегодня битва идет с целлюлитом и волосками на теле – а наши бабушки яростно сражались с веснушками, прямыми волосами и слишком крупными ступнями. Помните историю сестер Золушки? Так вот, это не фэнтези. Купить обувь на пару размеров меньше «для изящности» – это была реальная тема. И ходить, да-да. И ненавидеть себя за «эти проклятые лыжи». И стесняться даже смотреть в магазине на родной 39 размер, тем более, что там и стояли в том размере только мальчиковые кеды и ботики фетровые. А веснушки обесцвечивали всякой химией, вплоть до хлорки. Только вообрази себе – «белизна» на лицо.
Зато расскажи тогдашней моднице про шугаринг зоны бикини – она в обморок бы упала.
Ну ладно. С детьми понятно – ходить на пляж вместе почаще и в бассейн тоже. И бабушку не забывать с собой взять. И про нарисованных див не забывать напоминать, что они нарисованные, и на самом деле так не бывает. В интернете полно роликов о том, как делают фотошопных богинь, детям обоего пола их не вредно поглядеть и для смеха, и для подумать.
А что делать с собой? С тоской, что на тебя, летящую душу, надета зачем-то эта неуклюжая плоть, которая еще и заботы требует? Которую почисти, покорми (а оно еще того хочет, этого не хочет), во что-то общественно приемлемое закутай, не перегрей, не переохлади, а то оно, черт возьми его совсем, вообще откажет? Докука эта, которую с собой таскаешь, на которую смотрят и реагируют (а о тебе внутри этой клетки еще и не всяк догадается).
Дисфория, особенно запущенная, особенно подогретая любящей семьей («в кого ты только такая?») –это абсолютно не безопасное состояние. Тело, которое выведено умом в «странный докучный придаток», лишается возможности планово сообщать сознанию о потребностях организма. В результате нам приходится выяснять, чего оно хочет, по косвенным признакам. Не «спать хочу», а «опять на стены натыкаюсь», не «пить хочу», а «голос сел и со вчера не писала», не «фу, не хочу эту еду» а «ну вот, опять вся в прыщах». Или слышать (хорошо, когда в третьем пересказе, не ближе, о нет, не ближе) как тетя Лена что-то все собиралась-собиралась сходить к врачу, да что-то все недосуг было, а потом хвать, четвертая стадия, вот и всё, я, кстати, на кладбище Агнессу Ивановну видела, помнишь ее?
Что можно сделать?
В самом первом приближении – принять тело, что оно существует, и что оно такое, как есть. Не как себя (это идеальный вариант) – а, например, как свое домашнее животное. Кстати, довольно милое. И обаятельное, смотри, какие ямочки. Между прочим, похожее чем-нибудь на любимых людей – чем-то на маму, чем-то на сына.
Не обижать его. Подумай, стала бы ты держать без единого попить\пописать в течение восьми часов, например, кошку? Стала бы ты кормить лошадь гамбургером? Затягивать на собаке ремень поперек живота на три дырочки теснее комфортного?
Есть люди, которым концепция «домашнего животного» не нравится, а нравится «как будто мое тело – мой ребенок». Можно и так. Можно как угодно, лишь бы от организма к сознанию появился канал связи. Все то, что человек в дисфории расценивает как шумовые сигналы или поломки, стоит воспринимать как просьбы живого существа. Чуть менее разумного, чем мы сами, но совсем ненамного. Возможно, испорченного жизнью и воспитанием.
«Курить хочу» – а что делать, бросить курить для многих людей невозможно, но давай потянем ремиссию еще денек? А я тебя за это свожу в тихий угол и мы там потя-я-янемся, хочешь? И водички дам холодной?
«Хочу жареной картошки» – Точно именно картошки? А может, какого-нибудь правильного жира, оливкового масла хочешь? Ну, раз точно картошки – а может, запечем в фольге?
Собственно, и внешний вид, если расценивать его как «это мое родное тело, нельзя его обижать», тоже воспринимается немного, но проще. Ну да, не Твигги и даже не Рианна. Ну так и фокстерьера, как ни тужься, не нарядишь афганской борзой. Давайте сделаем из просто фокстерьера чистого, подстриженного, сытого, веселого фокстерьера. И себе нужно делать – веселый, чистый, опрятный экстерьер. Чтобы идти, сидеть, быть в этом теле было уютно, удобно и приятно.
А уже когда «уютно, удобно и радует» станут нормой вещей, обычно сами незаметно подтягиваются «привлекательно, располагающе и изящно». Если это нужно, конечно. Иногда и первые три пункта капитально меняют и жизнь, и готовность быть единым целым с собственным организмом.
Кстати, слова «тело» и «целый» – на самом деле однокоренные. Серьезно.
Текст: Ася Михеева
Фото: Shutterstock
Читай также:
Иллюзия контроля. Почему нас так волнуют сантиметры на талии и пыль на плинтусах
Как распознать плохого психолога до того, как он нагадит в мозг
Сам себе тренинг: как организовать свой собственный тренинг личностного роста за 6 шагов