Простой белорусско-американский парень Коля Сулима рассказывает, на что похож сёрфинг. Кажется, больше всего на любовь.
Гидрокостюм я купил без примерки, когда мы разъезжали по городу в поисках мебели. Обошелся он мне в тридцатку. До сих пор не верится, что подошел, ведь покупка гидрокостюма – страшная морока: представьте, что вам надо три-четыре раза влезть кому-то в тесную, жаркую задницу. А потом вылезти наружу.
Кроме ботинок и костюма у меня есть еще шапка с коротким козырьком, тоже из пенорезины. Она оставляет открытой только часть лица: глаза, брови, нос и рот, все стянуто по периметру так, что я похож на карася. Зато в ней тепло.
Конечно, доска. Длиной в полтора меня и крепко побитая. Ее одолжила коллега по имени Мери, а ей оставил бывший муж, который теперь в тюрьме, в Сакраменто. Несмотря на тюрьму и Сакраменто, откуда до океана часа два езды, он звонил Мери и сказал, что заберет доску при первой возможности. Настоящий энтузиаст.
У сёрфа имеется шнур, называется «поводок». Его крепят к щиколотке текстильной липучкой, чтобы доска не уплыла, если вас волной куда-то пульнуло – такое случается постоянно. Доску надо смазывать воском, чтобы не соскальзывать. Воск продают круглыми шайбами, похожими на мыло. Самый известный называется «Sex Wax» и я понимаю, почему.
Доска похожа на женщину: пока вы везете ее к океану, она льнет к вам на каждом повороте, мешая вести, потом вы будете крепко обнимать ее полтора часа, а она – сбрасывать вас при любом неловком движении.
Выход лишь один – найти баланс. Чуть-чуть спешки, неуверенности или паники – выплевывайте соленую воду. После первых, неудачных, попыток вы успокаиваетесь и начинаете принимать дзен сёрфинга. Он в том, что суетиться никак нельзя. Суета убивает удовольствие. А оно в том, что вы даете океану баюкать себя. Отключаете мысли о внешнем мире, как если бы находились в космосе или в материнской утробе. Ложитесь в особую капсулу, куда не доходят мысли об электромясорубках, бизнес-планировании и развале схождения.
Я встаю в 5.45 утра. Я хочу попасть на «Пляж четвертой мили» к половине седьмого – там должно быть поменьше сёрферов. В другие дни я просыпаюсь около половины девятого. Когда моя душа, наконец, добирается до тела, натягиваю лицо и брови, штаны и кепку. В них я похож на гражданина. А сегодня вползаю в гидрокостюм через узкое отверстие, куда, кажется, не пройдет даже голова, но он чудесным образом растягивается и вот я уже похож на модель из журнала для латексных извращенцев.
Утро – самое верное время для гидрокостюма, утром я еще имею форму человека. Обуваю кеды на босу ногу, хватаю резиновую шапку, перчатки и боты и сую их в черный мешок для мусора, туда же летят полотенце и воск. Доска стоит в кладовке, зажатая между стеной и стиральной машиной, как аллегория свободного духа в тисках быта.
Пять минут по Кабрийо-хайвэй, десять минут по улице Мишн со скоростью катафалка, и еще пять минут по Шоссе номер 1, появляются поля салата-латук и белесая полоска прибоя. Солнце встанет с минуты на минуту. Слева голубые облупленные домики фермы, это знак: следующий поворот – мой.
Паркуюсь около тропинки, уходящей вверх. Океан дотягивается сюда холодными пальцами. Трава в росе, бриз колет, как шило, двое парней из форда-пикапа натягивают костюмы и матерятся от холода. У них спутанные волосы и помятые ото сна лица.
– Какие дела, брателло, – механически спрашивает один.
– Все по-старому, чувак, – отвечаю я, и мы продолжаем каждый свое.
Я натягиваю боты, вытаскиваю сёрф и от души натираю его воском. Доска летит в траву; я кладу перчатки в шлем и закрываю машину. Ключ сую в костюм, около щиколотки, чтобы не потерять. С доской под мышкой и шлемом в руке я иду по тропинке в сторону океана.
Встает солнце. Утро налетает, как алкогольная эйфория. Дорога спускается к пляжу, справа утиный пруд и биотуалеты. Песок в Санта Круз мельче манки и проникает везде, словно чума. У океана неприветливый вид.
На Четвертой миле всегда волна. Для чайника вроде меня это не самое удачное место. В воде уже видны спины, обтянутые резиной. Когда бы вы ни решили покататься, у вас всегда будет компания. Кажется, проснись я в три часа ночи при полной луне и попади на Четвертую милю, на волне наверняка будут трое-четверо на досках в спальных мешках, чтобы не упустить место.
Сегодня, в шесть тридцать, в воде уже восьмеро, и они ничуть мне не рады. Сёрферы охраняют территорию, как скунсы – пока не докажешь свою лояльность, на тебя будут коситься и материть при каждой оплошности. Терпение.
Я захожу по колено, раздвигая лапшу ламинарии. Ледяная вода просачивается в боты, как вор, и добирается до паха. Первая волна толкает в живот, другая подло ударяет в левый бок, стараясь вышибить из рук сёрф. Кидаю доску на воду, разгоняюсь и шлепаюсь на нее, теперь надо грести быстрей, чтобы проскочить прибой, норовящий влепить оплеуху похолоднее.
Я поджимаю ноги, чтобы не болтались в воде, и карабкаюсь, доска переваливается через гребень и звонко хлопает волну по спине. Главное – держаться слегка сбоку, около начала волны. Все лучшие места уже заняты местными, ни за что они на свете они не уступят ни дюйма.
Сажусь на доску, вода заполнила костюм изнутри и медленно согревается теплом тела. Вижу, как двухметровая волна поднимает черные тела, двое машут руками, слово мельница – крыльями, один уступает и сворачивает. Второй мигом вскакивает на сёрф и закладывает вираж вправо и вниз, на секунду скрываясь из вида, но тут же выскакивает на гребень. Водяная пыль летит ему в лицо, напряженное, как у хирурга.
Сзади волна выглядит куда страшней, чем спереди, ее огромная прозрачная губа накрывает черный силуэт, но каждый раз человек чудом спасается, как Иона из чрева кита. Прибой незаметно отталкивает меня к берегу, как нелюбимого сына. Ложусь на доску и гребу туда, где из тягучей холодной воды складывается волна.
Я жду ту самую, которая поднимет меня, но не накроет. Волна растет, я балансирую, сидя к ней лицом, резко поворачиваюсь на сто восемьдесят, падаю на пластик и молочу что есть духа руками и ногами. Детское ощущение погони захватывает меня целиком: словно я бегу от придуманного чудовища, задыхаясь от страха и смеха одновременно, не зная, что за моей спиной. Волна вмиг подкидывает доску. Я отталкиваюсь руками и встаю на одно колено, вода волочет меня за шиворот, как кота, страшным усилием я поднимаюсь и балансирую, кажется, что я сейчас обмочусь от восторга.
В это утро будет много разного. Трижды меня сбросит с доски и дважды накроет. Когда это случается, надо свернуться в позу зародыша и надеяться, что тебе не вышибет зубы или не ударит о каменистое дно.
Мое тело, меньше горошины, кувыркаясь, летит в воде, потом натягивается поводок, и доска дергает меня за щиколотку, как собака. Я выныриваю и смотрю, далеко ли следующая волна. В желудке пол-литра соленой воды, в ушах звон. По зубам я дал себе сам, коленями.
Через час я выхожу из воды, чувствуя себя космонавтом, вернувшимся с орбиты. Опустошенный, волоку доску до автомобиля. Чтобы снять костюм, приходится десять минут драть с себя резину негнущимися пальцами, ледяными, как макароны из холодильника.
Доска встает между стеной и стиральной машиной. Костюм, боты, перчатки и шапка висят в ванной, пока с них не стечет. Я стою под струей воды и ощущаю, как болят пальцы, в которые возвращается кровь.
Это особенный род счастья. Это время, когда не надо думать ни о чем, кроме – эта волна или следующая? Время, отвоеванное у вселенной. Эта штука прочищает вас не хуже клизмы. Человек, который хоть раз в жизни стоял на доске, уже никогда не будет прежним – у него есть свой собственный океан, убежище, космос. Там его ждут и любят.
Автор текста: Коля Сулима
Читай также:
Как я переехал в Америку и задолбался считать всё в фунтах и галлонах
С каким кобелем ты живешь? От колумниста на злобу дня
Ад бесполезного шопинга: как не потерять волю в Икее? Личный опыт нашего колумниста