Когда юное чадо находится в процессе познания бренного мира – самое время сказать “Так! Епрст! Ты почему на обоях рисуешь! А ну прекращай!” И встать в позу строгого родителя. Вы вот нам скажете – зачем так издеваться? Пусть познаёт. Пусть рисует. Пусть растет, в конце-то концов! А мы вам скажем – просто почитайте вот эту историю.
Однажды я родила девочку, её звали Злата и она ничем не обещала, что что-то пойдёт не так. Обыкновенный был, в общем-то, младенец, сиську сосал. Вероятно, заподозрить проблему было можно уже года в полтора-два, когда Злата начала рисовать. Нет, все дети любят рисовать. Разница именно в масштабах. Двухкомнатная квартира была буквально погребена рисунками моей дочери, притом, что я бессердечно выкидывала их каждую неделю.
В три года Злата открыла для себя вырезание. К рисункам прибавились тонны рукотворного конфетти и неопознаваемые кривые фигурки. Как-то мы с гостями пили чай и непринуждённо беседовали, когда подошла Злата и положила одну из фигурок перед нами. После этого она встала чуть поодаль, заулыбалась стеснительно и довольно и стала смотреть на нашу реакцию.
На столе между чашками лежал бумажный кий. Только не кий и буквы другие.
Спутать это ни с чем ещё было невозможно. Все мы были взрослые люди и сто раз видели кий. Был он насыщенного фиолетового цвета и при шарах задорно красных, как заря или что там ещё есть красное. Вот примерно так:
– Это тебе, мамочка! – сказала Злата, устав ждать восхищённых криков.
– А что это? – нервно спросила я.
– Роза, мам! Только у меня зелёного фломастера не было.
В другой раз мне предстояло выполнить кое-какую халтурку, для которой я купила ватман (даже не спрашивайте, я была очень молода и выживала, как могла). Ватман таинственно исчез. Я поискала Злату и не ошиблась. Распотрошив тумбочку отца с инструментами и сидя среди блестящих железяк и клочков бумаги, моя трёхлетняя дочь радостно вертела в руках нечто, явно сделанное из моего ватмана. На ковёр из плохо закрытого тюбика натёк суперклей.
– Мама, смотри скорее, я сделала пылесос! – закричала она, поднимая в воздух что-то вроде бочонка с приклеенными по бокам кружочками-колёсами. – У него труба, она выдвигается!
Злата куда-то нажала, и из пылесоса действительно выдвинулась труба. Она меня так поразила, что я невольно подумала – кий с ним, с ватманом, как, как моя дочь до такого додумалась?!
После этого у нас в доме поселились открывающиеся и закрывающиеся бумажные зонтики, кукольные шкафы, плоские динозавры с двигающимися ножками и бог знает что ещё.
Дальше, конечно, пошло больше. Нет, наверное, как дочь художницы, внучка художницы, племянница художницы и кузина художницы я не должна была сильно удивляться, но меня-то миновала чаша сия. Я надеялась, что и детей моих пронесёт. Но, видимо, я здорово нагрешила в прошлой жизни.
Дочь полюбила смешивать цвета в поисках каких-то чудесных оттенков и заинтересовалась свойствами разных поверхностей в качестве холста. Я заходила в детскую на съёмной квартире и обнаруживала новые белые обои в разноцветных надписях «Злата» – юная художница тренировалась подписывать шедевры. Сами шедевры украшали хозяйскую этажерку светлого дерева. Без посредства бумаги. Журналы надо было покупать про рисование или моделирование. Размеры моделей Злату никогда не устраивали, и она потом по тем же лекалам вырезала варианты побольше, да ещё и делала какую-нибудь часть движущейся. Пройти ночью в туалет и не растоптать бумажного опоссума или какую-нибудь другую странную конструкцию стало решительно невозможно. Без мелков, пастелей, карандашей и запасов бумаги нельзя было выйти из дома. Когда в руки дочери попалась здоровенная книжища по академическому рисованию, она стала с ней спать, есть и ходить. Любой выход из дома – с ребёнком, волочащим талмуд чуть ли не с себя ростом и пыхтящим от натуги – превращался в подвиг. Попытка отобрать талмуд приводила к ужасным последствиям, так что я выбирала подвиг.
Воспитательницы в детском саду, отводя меня в сторону, с тревогой говорили, что Злата рисует человеческие скелеты и людей в разрезе. И просили купить ещё пластилина, потому что поделки моей дочери отличались детальностью, масштабностью и моментально истощали запасы пластилина казённого. Кстати, людей в разрезе Злата не только рисовала, но и лепила. «Анастасия Павловна, вы знаете, в одном человеке спрятано несколько метров кишок!»
Уже перед самой школой дочь открыла для себя мир мягкой игрушки, а мне снова довелось вспомнить о кие, потому что основы выкройки Злата познавала очень постепенно. Некоторые хвосты и конечности получались странными. Воспитательниц, а потом учительниц, правда, волновало другое.
– Вы знаете, что она шьет только мёртвых зверей?!
Ещё бы мне не знать, если на этажерке в детской сидят мёртвый кот, мёртвый заяц, мёртвая летучая мышь и неведомая мёртвая кийня. Не считая тех экземпляров, что розданы малолетним друзьям на радость их родителям.
– Вероятно, это признак депрессии. Пожалуйста, покажите Злату психологу!
Я, однако, точно знала, что это признак долгого сидения на Девиант-арте. Скажите спасибо, что после него она только мёртвых зверушек шьёт. Современное любительское искусство, знаете ли, не для слабонервных.
Увы, бумажное творчество притом было не только не заброшено, но и начало поражать своей масштабностью. Стоило отойти в магазин, и дома обнаруживался гигантский бумажный конь или шуршащий тысячью фиолетовых перьев дракон, прочно занявший подоконник, а дети бегали друг за другом в сложносоставных бумажных кирасах и били по бумажным шлемам с дырчатыми забралами бумажными мечами. Всё вокруг шуршало, хрупало и пахло клеем.
По счастью, дети однажды вырастают в подростков, а подростки неминуемо утыкаются в компьютер. Теперь Злате двенадцать, она везде ходит с планшетом, а на планшете у неё семьдесят семь сканов книг о рисовании, 3D программа и тысяча смоделированных орков и эльфов. Кажется, даже живых. И, я надеюсь, ни одного кия.
Автор текста: Лилит Мазикина