Книга все еще лучший подарок, но к некоторым сюрпризам лучше подготовиться.
Генри Миллер — завсегдатай любого топа женоненавистников двадцатого века. Откроем же его автобиографической трилогией и наш список.
“Как-то я поехала учиться по обмену в Самарканд и решила почитать там Генри Миллера. Идея была хуже не придумаешь. Я тогда сильно запала на парня, который сказал, что «Сексус», «Плексус» и «Нексус» — лучшие книги на земле, поэтому я пошла за ними в книжный, но они стоили слишком дорого, поэтому я купила только «Сексус» и «Плексус». И привезла с собой в Самарканд. Я чувствовала себя отчужденной, читая их, а потом думая о том парне, и было так жарко, и это было летом… от всего этого мне захотелось удавиться. Я потом не знала, что с ними делать, потому что у них на обложке были эти голые женщины. По-моему, я завернула их в бумагу и вынесла на помойку”.
Элиф Батуман, из интервью журналу N+1
2. “История моих бедствий” Пьера Абеляра, а также письма Абеляра и Элоизы
Известный философ Пьер Абеляр вознамерился соблазнить самую образованную молодую девицу в Париже Элоизу и преуспел. На опороченной девице пришлось жениться, хотя она, будучи для двенадцатого века весьма прогрессивной, уверяла, что это со всех сторон плохая идея, что институт брака гасит страсть и рушит философские карьеры. Абеляр решил скрывать от общественности их брак и преподавать, как будто ничего не случилось. На что обиделся дядя девицы, вложивший силы и деньги в ее образование, и оскопил Абеляра. Оскандалившийся муж постригся в монахи и заставил Элоизу также принять монашеский сан, чтобы та никому не досталась. Эти события Абеляр описывает в “Истории моих бедствий» — произведении, написанному в жанре «письмо неизвестному другу”.
Письма Абеляра и Элоизы производят еще более тягостное впечатление, чем Абелярова исповедальная проза. Из писем мы заключаем, что Абеляр — не способный на движение души болван, тогда как Элоиза — живая, умнейшая, искренняя, сексуальная женщина, даром что монахиня. Ответы Абеляра заставят вас поморщиться и напомнят обо всех случаях, когда вы нашли на свою голову непонятно кого.
Эти тексты вряд ли расскажут вам о “вечной любви” — скорее о том, что публичные интеллектуалы бывают абьюзвными бойфрендами каких еще поискать. Одна радость — Элоиза прожила намного дольше супруга и успела преуспеть как эффективный менеджер монастыря.
“Ах, Питер Абеляр! Единственный человек в истории, ставший большим **** [членом], потеряв свой *** [член]. Хотя что-то мне подсказывает, что он был самовлюбленным мудаком и до этого. Я в курсе, что эти письма — прекрасный исторический источник, но после чтения мне захотелось вернуться назад во времени и дать Абеляру по шее. А потом отвести Элоизу в сторону, объяснить ей, что такое внутренняя мизогиния, налить чего покрепче и поговорить о том, почему не стоит иметь дел с эмоциональными насильниками”.
Goodreads
3. “Прощай, оружие!” Эрнеста Хемингуэя
Если в своем творчестве ты подражаешь Гертруде Стайн, постарайся не быть мизогином, гомофобом и антисемитом. Стрелять по животным ради удовольствия — тоже плохая идея. И хотя у Хемингуэя есть чему поучиться (хотя бы написанию коротких ясных предложений, а не таких, как это), если вы не успели прочитать его в юности, вполне вероятно, вам будет сложно к нему вернуться.
“Мне было абсолютно наплевать на этого поглощенного собой, безмозглого, бесчувственного главного героя и его созависимую, психологически травмированную подружку-подстилку. ЭТО не любовная история. Мне жалко всех, кто считает, что это она. Мужчины, ненавидящие женщин, не способны писать любовные истории. Как бы я ни пыталась, я не смогла вычленить из текста какую-либо тему или даже общий смысл этой книги, кроме, может быть, этого: “глупые, бессмысленные трагедии иногда случаются с людьми, на которых тебе наплевать”. Пару раз во время чтения мне хотелось плакать, но только оттого, что алкоголь упоминается почти на каждой странице. Я буквально слышала, как Хемингуэй спивается до смерти. Это разбило мне сердце”.
4. Любая книга Эриха Марии Ремарка
Нельзя не включить в этот список автора следующих слов:
Мне казалось, что женщина не должна говорить мужчине, что любит его. Об этом пусть говорят ее сияющие, счастливые глаза. Они красноречивее всяких слов.
Или вот таких:
Женщинам ничего не нужно объяснять, с ними всегда надо действовать.
И еще тысячи таких же.
9.6/10 по шкале объективации. 10/10 по шкале токсичной маскулинности.
5. Любая книга Филипа Рота
Филип Рот — заслуженный мизогин Америки, вечно претендующий на Нобелевскую премию и вечно остающийся с носом. Рота любят и у нас: его творческое наследие практически целиком покрыто переводами на русский, о чем, например, Элис Манро до Нобеля могла только мечтать.
Как-то моя подруга обзавелась слишком внимательным бойфрендом (а теперь и вышла за него замуж). Решив, что познакомить хорошего парня и писателя-женоненавистника будет забавно, я подарила ему на Новый год “Унижение” Рота. Кажется, книга его совсем показалась ему совсем проходной, да и Рот в поздних вещах подрастерял свой дьявольский заряд. Молодому мужчине, чтобы пропитаться мизогинией поглубже, показано читать Рота в годы формирования личности.
“— Я прочла мемуары его жены про то, каково быть за ним замужем. Судя по книге, это не очень-то весело.
— Не могу представить, каково это.
— Он как животное. Но с этим фактом мне комфортнее, потому что Филип Рот играл в свои больные игры только со взрослыми женщинами, которые могли быть подготовлены к тому, что он затевает.
— Да, прошли годы подготовки.
— Годы! Я знаю. Он всех предупредил. Если ты когда-либо читала Филипа Рота, а потом думаешь “сегодня с ним ничего так, весело”… это только твои проблемы”.
Лена Данэм, Марк Мэрон, подкаст WTF
6. “В дороге” Джека Керуака
Если вы читаете “В дороге”, то хорошо бы вам ассоциировать себя с мужским протагонистом, уверенным в своей глубине и чувствительности. Потому как женщины в романе имеют короткий срок годности и быстро летят в помойку.
“Книга могла бы носить альтернативное название “Злоключения и шовинистические наблюдения белого гетеросексуального мужчины”. И даже это звучит интереснее и не так оскорбительно, чем реальное содержание книги”.
Goodreads
7. “Любовь во время чумы” Габриэля Гарсиа Маркеса
Когда-то очень давно я взялась за эту книгу, потому что у объекта моего романтического интереса она числилась в любимых. Это история человека, всю жизнь преданно любившего одну женщину и перетрахавшего ради спортивного интереса всех остальных женщин мира, а также одного ребенка. В общем, если чувствуете, что влюбляетесь в человека, которому искренне нравится эта книга, разворачивайтесь и бегите прочь.
8. “Почтамт” Чарльза Буковски
Я правда очень люблю Буковски. Такой любовью его может любить только юная дева, прочитавшая в блоге другой юной девы, что девочкам пятнадцати лет ни в коем случае не стоит читать Буковски, и тут же бросившаяся за ним в книжный магазин. Пятнадцатилетние девочки бывают очень стойкими в своей готовности любить вопреки.
“Никогда не забуду, как ужасно я себя чувствовала, читая “Почтамт” Буковски. То, как рассказчик описывает толстые ноги уродливой женщины. Кажется, это был первый раз, когда книга, с которой я пыталась себя ассоциировать, отбраковала меня. Тем не менее я проглотила ее, и, конечно, она заставила меня ненавидеть свое тело”.
Дэйна Торторичи, из интервью журналу N+1
9. “Кролик, беги” Джона Апдайка
Самая остроумная характеристика Апдайка (“Апдайк — просто член с тезаурусом”) принадлежит писателю Дэвиду Фостеру Уоллесу. Дадим же Дэвиду высказаться подробнее:
“— У Апдайка, мне кажется, нет ни одной неопубликованной мысли. И у него есть способность облекать все эти мысли в весьма лапидарную прозу. Но, как в случае с интернетом, 80% его писанины — абсолютный хлам, тогда как остальные 20% — бесценные сокровища. И тебе как читателю приходится преодолевать тонны великолепного пустого письма, чтобы найти в нем хоть какую-то жизнь. К тому же, я думаю, он психически болен.
— Ты ведь и правда так думаешь?
— Ага. По-моему, он гадкий человек. И если ты решил, что мне он не нравится, попробуй упомянуть его имя при Франзене”.
Дэвид Фостер Уоллес, Дэвид Липски, Although of Corse You End Up Becoming Yourself
10. Любая книга Захара Прилепина
По меткому выражению редактора одного прогрессивного городского издания, Захар Прилепин работает в жанре “горемычный мачизм”. Он замыкает этот список собранием всех своих сочинений.
Текст: Саша Шадрина
Фото на анонсе: Shutterstock